Марина Ясинская - Дурочка

Марина Ясинская Дурочка

  Когда мы месяц назад заняли городок, в нём было девятьсот жителей и тысяча собак. Сейчас оставалось человек шестьсот и не больше сотни четвероногих. Люди гибли под обстрелами, уезжали к родственникам в другие города или уходили в ополчение и подпольное сопротивление. Собаки же разбежались, когда в городе закончилось продовольствие, и люди из хозяев превратились в голодных и опасных хищников.
  Сегодня мы ждали атаки с линии фронта и подкрепления.
  Вместо атаки с линии фронта на нас напали ополченцы с тыла - попытались поджечь склад с боеприпасами. Я в который раз удивился, зачем они лезут под наши плазмомёты со своими древними ручными автоматами, заранее зная, что их попытки обречены.
  Вместо подкрепления нам привезли раненых, эвакуированных из госпиталя, попавшего под вражеский обстрел.
- Ну, подкрепление, конечно, так себе, калеки, но спасибо, что хоть не робокопы, - заметил Сёрфер, глядя на новеньких.
- А чем тебе не угодили робокопы? И вообще, ты разве с ними служил? - удивился я.      По заявлениям командования, боевых андроидов, последнюю новинку военной техники, начали поставлять в армию всего несколько месяцев назад.
- Не служил. Но не люблю я эти железяки! Говорят, их от нас и не отличить.
- В том-то и смысл!
  Несколько минут Сёрфер рассматривал раненых, которых выносили из санитарного вертолёта.
- А если эти робокопы уже среди нас? - вдруг спросил он.
- Как это? - не понял я.
- Ну, говорят, они уже несколько месяцев сражаются среди нас. И если от нас их не отличить, то, может, кто-то из наших ребят на самом деле - робот?
  Я фыркнул. Враг регулярно запускал страшные слухи о новом секретном оружии, которым он вот-вот по нам ударит. Наши в ответ говорили, что союзники изобрели оружие пострашнее и вот-вот запустят его. Истории с андроидами вполне вписывались в эту картину; сначала носорылые сообщили, что у них готов целый полк андроидов. В ответ наши заявили, что андроиды давно уже сражаются наряду с солдатами. Я не особо в это верил, считал, что наше командование привирает с целью деморализации противника. А вот Сёрфера, видать, зацепило.
- Не говори ерунды! - отмахнулся я.
- Если кто из наших и робокоп, то это точно Вперёд, - горячо зашептал Сёрфер, хватая меня за рукав и показывая на шустрого рядового, помогавшего санитарам с ранеными. - Вечно он первый лезет, всегда с инициативой, всегда готов. Ну точно андроид!
- Вперёд не может быть андроидом, он как-то раз нахамил нашему сержанту. Не думаю, что роботы стали бы хамить командиру, - парировал я, хоть и был согласен с тем, что Вперёд и впрямь отличался рьяной исполнительностью.
- А если это просто маскировка?
- У тебя мания, приятель, - ответил я. - Думаю, если бы среди нас были андроиды, мы бы их всё-таки вычислили; они не могут быть точно такими же, как мы.
  Вечером, сдав смену, я показывал новичкам территорию базы.
- Нам сказали, у вас тут пока тихо? - спросил меня один из них, курносый Артур со свежим шрамом на бритой голове.
Я не успел ответить - завопила сирена воздушной атаки.
- Сам видишь, - пропыхтел я, пока мы бежали к укрытию. Наверху что-то гудело, на земле рвались снаряды, а позади нас пронзали небо разноцветные лучи лазерных установок, пытающихся перехватить вражеские бомбардировщики. Было красиво. И страшно.
- Ты где ранение получил? - спросил я позже, когда затихли сирены и взрывы.
- Не помню, - тихо ответил Артур. - Не помню ничего до госпиталя.
  Я удивился. Нам всем заблокировали память перед тем, как отправить на фронт, но я не слышал, чтобы память блокировали ещё раз после ранений.
"Может, он андроид?" - мелькнула у меня в голове шальная мысль, но я тут же от неё отмахнулся. Вот ведь Сёрфер, совсем запудрил мозги со своими теориями! У андроида не было бы такого воспалённого шрама на лысой башке, как у Артура. Что до отсутствия памяти - этим могли похвастаться почти все мы.
- Память вам не понадобится, - отрывисто рявкал прапор в тренировочном центре. - Вы наверняка начитались и насмотрелись всякой ерунды в сетях, и в головах у вас изрядно насрато. Не сомневаюсь, что у вас, политически грамотных граждан нашего грёбаного мира глобальных коммуникаций, наверняка есть своё собственное дерьмовое мнение по поводу того, кто прав и кто виноват. Так вот, на войне всё это будет вам только мешать. Солдат должен выполнять приказ, не раздумывая и не сомневаясь. И уж тем более, мать вашу, не имея собственного мнения. А чтобы вы не думали и не сомневались, память вам блокируют. Когда победим носорылых, тогда вам её восстановят.
И мы действительно ничего не помнили. А о войне, в которой участвовал весь мир, знали лишь то, что говорили нам наши офицеры, и полагали, что раз мы воюем не на стороне носорылых, значит, правда за нами.
Мы ничего не помнили из прошлой жизни. Кто из нас был студентом, кто слесарем, а кто - учителем? Кто из нас был с Севера, кто - с Восточных озёр, а кто - из южных степей? Что мы любили, чего хотели, о чём мечтали?
Каждому из нас перед блокировкой разрешили сохранить только одно личное воспоминание - выбрать из настоящих или придумать новое.
Я оставил себе день из детства, когда мы с младшим братом Максом купались в пруду на даче. Вода была тёплой и затянутой ряской, надувной круг - старым и с потёртыми красными полосами по бокам. Ничего в том дне не было особенного, кроме ощущения бесконечного лета, счастья и тепла.
Крепыш Вперёд говорил, что он оставил себе воспоминание об одном из новогодних праздников в детстве. А Сёрфер - о том, как он первый раз сделал Бигвейв. Вот только он не знал, настоящее это воспоминание или придуманное.
- Я ощущаю вкус соли на губах, морской ветер в волосах и гребень волны под ногами. Я помню взгляды людей на пляже, когда я возвращаюсь с океана, с доской подмышкой; они смотрят на меня так, будто я - пришелец из другого мира.
- Брешешь, - фыркал Бабник каждый раз, когда слышал Сёрфера. - Как пить дать это воспоминание - фальшивое. Ну, не похож ты на сёрфера, хоть убей!
Бабника называли бабником потому, что на плече у него была татуировка женского лица. Но он не помнил, кто она, эта женщина. Мать, жена, сестра? А своим единственным довоенным воспоминанием он с нами не делился.
Сёрфер в ответ на слова Бабника только кривился.
- Да нет, наверняка это воспоминание - настоящее, - убеждал он потом себя и нас. - Я же чувствую привкус соли на губах!
Я молчал. В такие минуты меня охватывал страх, что солнечное лето на пруду - это тоже всего лишь выдумка. Я держался за беззубую улыбку Макса и повторял себе, что наверняка где-то там он есть на самом деле, мой младший брат.

* * *

Как обычно, я весь день пролежал - на вышке, со своей верной лазерной снайперкой. Мне полагалось страховать автоматику слежения; её программа была настроена на боевую технику и обычное оружие, засекала вражеские самолёты или вооружённых людей куда раньше меня. Но она не замечала местных с кирпичами, которые разбивают камеры наблюдения, и бутылками с зажигательной смесью, которые поджигают склады с оружием и продовольствием.
Слепило солнце, в воздухе висела жаркая рябь. Я установил на прицел режим затемнения и утроился поудобнее.
На улице появилась Дурочка с вёдрами. Воды в домах давно уже не было, поэтому местные ходили на чудом уцелевшую водокачку. Чудом, потому что носорылые так яростно обстреливали городок, пытаясь выбить нас отсюда, что разрушили едва не всю инфраструктуру.
Через окуляр я следил за девушкой в лёгком сарафанчике с русыми волосами до пояса. Через несколько мгновений к ней подбежал лохматый парень в клетчатой рубашке и безразмерных брезентовых штанах.
Я прибавил звук в наушнике.
- Дурочка! Ты зачем такую тяжесть сама тащишь? - услышал я ласковый голос парня.
- Я ж не хрустальная! - засмеялась девушка. - Донесу!
- Ну уж нет, - парень, улыбаясь, забрал у неё вёдра.
Я смотрел за этой парочкой с непонятной мне самой жадностью. И не только за ними. Я наблюдал за всеми местными жителями, составляя из тех кусочков, что видел, мозаику их жизней.
Например, беззубая старуха, которую я называл про себя Старой Фурией, запомнилась мне с первого же дня. Мы тогда устанавливали проволочную ограду вокруг базы, и местные собрались неподалёку. Они не двигались и угрюмо смотрели на нас. И тут вперёд вышла она, Старая Фурия, в повязанном на голову цветастом платке, с полупустой авоськой в руках, и бесстрашно поковыляла нам навстречу, не обращая внимание на вооружённых караульных. Подойдя поближе, она хорошенько размахнулась и обрушила авоську на оказавшегося ближе всех Бабника.
- Чтоб вы сдохли, ненавижу! Внучка моего... - шамкала она неразборчиво, снова и снова занося авоську. Бабник прикрывался, караульные, держа бабку на прицеле, растерянно переглядывались. Врага, оказывающего сопротивление, полагалось нейтрализовать - без сомнений и промедлений. Но - какой из неё враг?
И всё равно полусумасшедшую бабку пристрелили бы, но Старая Фурия внезапно прекратила размахивать своей авоськой, тяжело опустилась в дорожную пыль - и вдруг заплакала, тоненько и горько. А мы - мы тогда просто сбежали, оставив ограду недоделанной.
Старую Фурию я видел регулярно. Каждый раз, когда прилетал самолёт с продовольствием, она всё так же решительно, как в самый первый день, ковыляла к складу, куда наши ребята сгружали ящики - и требовательно протягивала руку. Отказать ей не хватало духу никому из нас - как и спросить, как она собирается жевать сух-паёк, если у неё давно нет зубов. Даже лейтенант, однажды увидевший эту сцену, промолчал - хотя он и был любитель поорать, каких мало. А Старая Фурия спокойно клала паёк в свою вытянутую авоську - и снова протягивала руку - за новым.
Этими выпрошенными пайками старуха подкармливала местных детишек. Те в ответ дарили ей браслетики и бусики, которые мастерили из пустых гильз и осколков снарядов. Последнее время приближение старухи можно было определить по звуку - браслеты и бусы из гильз позвякивали, ударяясь друг о друга, когда она шла.
А ещё Старая Фурия подкармливала Дурочку; я определил это потому, что однажды увидел, как Дурочка ест брикет из нашего пайка. Она шла по улице и жевала - медленно, явно наслаждаясь каждым кусочком. Но не доела, оставила половину.
Позже эту половину она отдала парню в клетчатой рубашке - она постоянно так делала. Тот, в свою очередь, постоянно приносил ей книги, а иногда - клубни нарытой где-то картошки, и тогда они устраивали пир - пекли её на костре, уходя подальше от городских улиц.
Испытывая чувство вины за то, что подслушиваю и подглядываю, я, тем не менее, всегда прибавлял звук наушника - и ловил их тихие разговоры.
- Ты зачем так рисковал? - ласково выговаривала девушка, принимая очередную книгу. - Зачем снова лез в эти развалины? А вдруг обвалится и придавит тебя?
- Ничего со мной не случится, не бойся, - отвечал парень. - Да и вообще, для тебя я не только в разрушенный дом - я в огонь полезу.
А однажды он принёс девушке букет пырея и пыльного хвоща и сплетённое из проволоки колечко.
- Выходи за меня замуж, - безмятежно предложил он - как-будто звал погулять.
- Замуж? - с улыбкой покачала головой девушка. - Дурачок! Какая же свадьба, когда война? Вот когда она закончится, когда опять будет нормальная жизнь...
- Но наша-то с тобой жизнь не будет ждать, когда кончится война...
Я не знаю, сыграли ли они тогда свадьбу. Но колечко из проволоки Дурочка с тех пор носила.
Я провожал Дурачков взглядом через прицел, пока они не скрылись за развалинами магазина, и на улице снова стало пусто.
Перенастроив зум, я принялся привычно осматривать окрестности. Кто-то из местных развешивал бельё на верёвках, кто-то колол дрова, кто-то просто сидел и бездумно глядел прямо перед собой. Из-за угла выбежали дети и тощая куцехвостая дворняга, крадучись подобрались к той части ограды, за которой стоял склад продовольствия. Я было подумал, что они будут клянчить у караульных еду, но оказалось, они всего лишь пришли за пустыми гильзами, оставшимися от вчерашней перестрелки.
Девчушка с двумя хвостиками победно вскинула руку со смятым в лепёшку осколком металла.
- Смотрите, что я нашла! - радостно воскликнула она.
Ребятня загалдела, и через несколько минут на уцелевшем участке асфальта уже были расчерчены классики, а плоский осколок стал битом.
 Я засмотрелся на детей и не сразу заметил появление шустрого молодого парнишки. Я не знал его имени, а сам называл про себя таких как он озлобленных подростков Борзыми - они глядели на нас с нехорошим прищуром, пакостили по мелочи, и я верил, что стоит повернуться к ним спиной - и они тут же в неё ударят.
 Борзый медленно осматривал нашу базу. Задержался взглядом на нескольких раненых, медленно прогуливавшихся под тёплым солнышком вдоль ограждения. Прищурился, недоверчиво покачал головой - и вдруг бросился к проволочной ограде.
 Я тут же поймал его в прицел.
 - Немедленно остановитесь, или я открою огонь, - предупредили динамики моим голосом.
 Борзый замер в нескольких метрах от проволоки.
 - Артур! - вдруг закричал он.
 Раненый, тот, со шрамом на голове, вздрогнул и обернулся на крик.
 - Артур, это ты? - продолжил надрываться Борзый. - Тебя что, в плен взяли?
 Артур остановился, разглядывая парня.
 Я крутанул громкость в наушнике.
 - Отвали, пацан, я тебя не знаю, - бросил Артур.
 Борзый даже пошатнулся.
 - Артур, ты чего? Что они с тобой сделали? Это же я, Кит, твой брат - ты что, и правда меня не помнишь?
 Артур несколько растерянно покачал головой и торопливо зашагал прочь.
 Борзый по имени Кит ещё долго стоял у ограды, глядя ему вслед. Я приблизил зум прицела и увидел в его злых глазах что-то, похожее на слёзы.

 * * *

 На следующий день носорылые предприняли два налёта. Чуть повредили нам посадочную площадку для вертолёта, окончательно разрушили электровышку и два пятиэтажных дома на окраине. Потом к городу подошла шеренга танков.
 Мы отбились и обошлись без потерь, только легко ранило Вперёд. Когда его несли в лазарет на носилках, я ещё подумал, что теперь-то Сёрфер точно успокоится - так из андроидов кровь хлестать не может.
Наша лазерка сбила один самолёт, два танка подорвали из гранатомётов.
Когда бойцы вернулись на базу, Сёрфер зло ругался.
 - Как воевать, мать твою? Самолёт - беспилотный, оба танка - полный автомат! Где, я вас спрашиваю, враг, а? С кем мы воюем?
 - С кем, с кем, - недовольно проворчал Бабник. - С носорылыми!
 - А где они, мать их так? Нету носорылых! Ни в самолёте, ни в танках! Враг сидит за тыщу миль отсюда, в центрах управления беспилотниками и нажатием пальца на кнопочку бросет на нас бомбы, а тут, на поле боя, вот уже несколько недель ни одного солдата, только машины. Единственные носорылые, которых я вижу вокруг - это жители этого грёбаного городка. С ними, что ли, воевать? Со старухой их, которая с авоськой? Или с детьми, которые в классики играют?
 Вечером снова появился Кит. Не приближаясь, поднял высоко руки с какой-то книгой, показывая, что не вооружён, и медленно, очень медленно зашагал к ограждению. Когда на его груди появилась дрожащая красная точка моего прицела, он поднял голову и громко сказал:
 - Я хочу поговорить с Артуром. Пожалуйста!
 Артур к проволочной ограде подошёл неохотно.
 - Смотри, - торопливо заговорил Кит и раскрыл книгу. - Это наши фотографии. Вот, видишь? Это мы на дне рождения дяди Фили. Вот я, вот ты, вот наш отец. А это мы позапрошлой зимой в лес на лыжах ходили, видишь?
 Кит листал альбом, Артур в замешательстве рассматривал фотографии. Я максимально приблизил зум. На снимках и впрямь был Артур...
 - Не понимаю, - говорил он вечером с бесконечной растерянностью в голосе. - Это что же выходит, я - из носорылых? Как так?
 - Вражеские происки, - уверенно отозвался Бабник. - Пытаются нас деморализовать.
- Не знаю, - с сомнением протянул Сёрфер. - Больше похоже на то, что наши подобрали раненого Артура и просто переделали ему мозги. И теперь Артур - наш, на нашей стороне, хоть и был изначально носорылым... - Сёрфер нахмурился. - Так, может, и я когда-то был носорылым, и мне тоже мозги перевернули? А все воспоминания о том, как я воевал за нас - фальшивка? А если мы все - бывшие носорылые, и Бабник, и Артур, и я? На рожах-то у нас не написано. И кто же тогда враг? Как его определить?
 - По тому, в какую сторону направлено дуло его оружия, - спокойно ответил Бабник; он явно не терзался сомнениями. - Если дуло смотрит в одну с тобой сторону, то это твой союзник. Если дуло направлено на тебя, то это твой враг. А бывший он носорылый или нет - это уже неважно.
 Слова Бабника никого из нас особо не успокоили. Тем вечером мне приснилось, что на самом деле я - тоже носорылый. Что я жил когда-то в этом городе, и Старая Фурия на самом деле - моя бабушка, а я и есть тот самый внучек, которого она потеряла.

 * * *

 На следующий день налёт случился уже под вечер. Враг снова сбросил на город несколько бомб, не причинив особого вреда нам, но причинив вред местным. Когда развеялся дым, в прицел снайперки я увидел убитую осколком куцехвостую дворнягу, над которой горько плакала девочка в двумя хвостиками, игравшая недавно в классики.
 Неподалёку лежало тело какого-то мужчины, не успевшего спрятаться, когда началась бомбёжка. Его девочка словно не видела.
 А потом из-за угла разрушенного магазина показались Дурачки.
Дурочка плакала, и я тут же в тревоге крутанул колёсико наушника. Что у неё случилось? Она ранена?
 - И что теперь делать? - всхлипывала девушка.
 Парень в неизменной клетчатой рубашке обнимал её за плечи.
 - Чего ты расстраиваешься? Дурочка! Это же такая радость! У нас будет ребёночек!
 - Ты дурак? - огрызнулась девушка, и непривычное "дурак" вместо всегда ласкового "дурачка" резануло ухо. - Какой ребёнок? Как мы его будем растить? Как... Как мы сможем его защитить?
 - Сможем. Вот увидишь, сможем, - уверял Дурачок, обнимая девушку и почему-то казался мне намного старше, чем ещё вчера.

 * * *

 Кит приходил к ограждению каждый день и настойчиво звал Артура. Тот поправился и уже начал нести службу, но даже если не был на дежурстве, к Киту не выходил. Но парень знал, что если громко кричать, то его будет слышно. И Кит часами стоял у ограды и орал историю за историей из прошлого, надеясь достучаться до памяти Артура.
 До памяти Кит так и не достучался, но уже никто, даже сам Артур, не сомневался, что он и впрямь был прежде носорылым - до тех пор, пока ему не перекрутили мозги. И это открытие всех нас как-то обескуражило. Враг - он и есть враг, он не может, он не должен вот так запросто переходить со стороны на сторону!
Звенящая браслетами и бусами из гильз Старая Фурия попала под перекрёстный огонь, когда ополченцы в очередной раз штурмовало нашу базу. Выпрашивать пайки для детишек и для Дурочки стало некому.
Дети продолжали собирать гильзы, но больше не делали из них браслеты и бусы. Вместо украшений ребятня мастерила из деревяшек рогатки и использовала пустые гильзы в качестве снарядов. Мишенями, разумеется, были мы.
Дурочка похудела, побледнела и при свете дня казалась почти прозрачной. Дурачок тоже осунулся, безразмерные брезентовые штаны с него едва не падали.
- Может, сбежим отсюда? - выдал он как-то предложение, рождённое от полного отчаяния.
- Куда бежать? - вздохнула девушка. - Везде война.
Однажды в новой партии продовольствия мы обнаружили ящик с апельсинами. Тем вечером была моя очередь ехать в патруль; я прихватил с собой два апельсина и сухпаёк - я знал, в подвале какого дома прячутся по ночам Дурачки, и собирался остановиться там.
Заходить в подвал не пришлось; к дому шёл сам Дурачок с двумя книжками и пучком грязной редиски для Дурочки. Я притормозил.
- Эй, - крикнул я - и растерянно замолчал, сообразив, что не знаю имени парня. Не Дурачком же его звать? - Эй, ты! - позвал я, не найдя ничего лучшего.
Парень настороженно смотрел на меня и не приближался.
Я не стал его подзывать. Я достал пакет с пайком и апельсины и бросил парню. Носорылые или нет, но его Дурочке надо есть.
К тому же, кто знает, может, и мой летний пруд с Максом, ряской и старым надувным кругом был всего лишь вымыслом, и на само деле я такой же носорылый...

* * *

Кит подкараулил Артура, когда тот делал объезд по периметру. Встал прямо перед машиной, с пистолетом в руках. Приблизив зум прицела, я видел его лицо так чётко, словно он стоял прямо напротив меня - бледные губы закушены, в глазах смертельная решимость.
- Стоять! - закричал он, хотя джип и без того уже остановился, и из него выскочили Артур и Бабник.
- Кит, не надо! - предупреждающе сказал Артур, положив руку на плазму, а Бабник уже нацелил своё оружие на парня.
Я тоже навёл на него свою снайперку, готовый стрелять в случае опасности.
- Надо! - нервно выкрикнул Кит; руки, державшие пистолет, дрожали, отчего дуло ходило ходуном.
- Опусти оружие, - уговаривал Артур. - Опусти оружие, Кит, или мне придётся выстрелить.
- Стреляй! - отчаянно заорал парень. - Если ты совсем не помнишь меня, тебе должно быть всё равно! Я для тебя - всего лишь ещё один носорылый! Ну, стреляй!
Артур почти против воли поднял свою плазму, наставил на парня.
- Зачем ты это делаешь?
- Хочу пробиться через заслон, который они тебе поставили! Ты или вспомнишь меня, или пристрелишь!
- Кит! - с мукой в голосе выдавил Артур. - Кит, ты не понимаешь! У нас инструкция! Мы обязаны стрелять, если враг вооружён.
- А я враг? - выпалил Кит и взвёл курок. - Ну, так стреляй, раз враг! Стре...
Короткая вспышка оборвала его крик. Кит рухнул на землю.
Артур разжал руки, плазма упала на землю.
Бабник опустил дуло своего оружия. В максимальном зуме прицела мне было видно, как из него шёл слабый дымок.

* * *

Артур угрюмо заявил, что пойдёт на похороны. Сержант категорически запретил. На лице Артура была написана столь же категорическая решимость ослушаться приказа.
Я сочувствовал ему. Он не помнил Кита, но не сомневался, что это действительно был его брат. И чувствовал себя обязанным что-то сделать. Только вот, похоже, так и не решил, что именно.
Я полагал, что Артур сделает глупость, и потому предложил компромисс - как раз подошла моя очередь делать патрульный объезд, и я позвал Артура с собой и пообещал, что мы проедем неподалёку от кладбища. И я даже приторможу, так что он сможет хотя бы так попрощаться с братом, которого не помнил.
Внезапно с нами решил поехать Бабник. Наверное, почуял, что мы затеваем глупость - всем своим видом он выказывал настороженность. А в последний миг в джип запрыгнул и Сёрфер.
В том, что это была плохая идея - ехать на кладбище - я убедился сразу же. Собравшиеся там люди были не только убиты горем, но и бесконечно злы. Стоило им услышать приближение нашего джипа, и они прямо-таки ощетинились, а в сухом жарком воздухе запахло грозой.
- Может, лучше не надо? - придержал я за руку Артура, когда тот собрался выйти из машины.
Он не успел ответить - что-то тихо звякнуло по стеклу, и Бабник тяжело завалился на бок.
- Они стреляют! - закричал Сёрфер, и я тут же нажал на газ.
Несколько мгновений спустя Сёрфер снова закричал.
- Да что ещё за хрень? - проорал я, не оборачиваясь, так как на полной скорости гнал обратно на базу.
- Бабник! - закричал Сёрфер в ответ. - Бабник! Он...
Бабник оказался андроидом. Тем самым боевым андроидом, который неотличим от нас. Пуля вошла в грудь, но крови не было, только оторвавшийся кусок кожи чуть обнажал металлический каркас и электронное содержимое.
- Ничего, техники починят, - спокойно заявил сержант, когда мы вернулись на базу.
- Как же так? У него же татуха на плече, - растерянно говорил Сёрфер. - Он же, как и все мы, жрал эти сух-пайки! Да мы же ссали с ним в одних кустах!
Позже, уже вернувшись на базу, я смотрел, как техники забирали тело Бабника, и у меня в голове вертелась шальная мысль: что, если я тоже андроид?
И тут же помотал головой - я схожу с ума!
Однако Сёрфер, казалось, подслушал мои безумные мысли, потому что вдруг выхватил нож и полоснул себя по руке.
А потом с облегчением смотрел, как из раны текла кровь.

 * * *

 Выстрел в Бабника командование расценило как акт открытой агрессии и приказало провести операцию по зачистке города от повстанцев.
 Мы даже не пытались объяснить сержанту, что повстанцами тут и не пахнет. Приказы начальства не подлежали обсуждению, а наш слабый протест лишь вызвал у сержанта хмурое замечание:
 - Пора вам по новой память блокировать, что-то много вы думать стали.
 Мы выдвинулись в притихший город колонной после полудня. Я лежал в укрытии на крыше грузовика, со своей верной спайперкой.
Город встречал нас тишиной и запахом раскалённой пыли, провалами разбитых окон, хрустом кирпичей под колёсами и изредка - лаем собак. Мы продвигались медленно, квартал за кварталом. Казалось, местным хватило ума попрятаться по подвалам и отсидеться.
Но не случилось. За очередным поворотом нас поджидала толпа подростков, тех самых, борзых, которые всегда доставляли нам мелкие неприятности. Мне было совершенно ясно, что никакие они ни ополченцы, ни силы сопротивления. Но у них в руках были кирпичи, пустые бутылки и биты, они громко кричали и бежали прямо на нас, так же, как и настоящие повстанцы, совсем не обращая внимание на то, что мы куда лучше вооружены и превосходим их силой. Они бежали под дула наших плазмомётов, прямо на смерть.
Мы открыли стрельбу. Я не присоединился, шарил прицелом по крышам, убеждаясь, что на нас не нападут оттуда, откуда мы не ждём.
 В окошко прицела мне мельком попался Артур. Он вцепился в свою плазму так, словно это был спасательный круг, кинутый в воду тонущему. Артур не стрелял. Один из борзых подобрался к нему и, не встречая сопротивления, опустил Артуру на голову пустую бутылку. Опустил без колебаний, ведь, как говорил Бабник, если дуло оружия смотрит на тебя, то, значит, человек, держащий его - твой враг.
 Сбоку послышался громкий рёв, и через несколько мгновений перед нами появились настоящие ополченцы - вооружённые, решительные, злые. Вот это уже был враг, которого я узнавал. Стрелять в них было куда проще, чем по мальчишкам с кирпичами в руках.
 Бой ширился, переходил на соседние улицы, растекался по городу. Выждав момент, я спрыгнул с крыши грузовика, перебрался на крышу дома, с неё - на соседнюю, и побежал дальше, выискивая лучшую точку для обзора.
 Я заметил их в узком переулке; Дурачок, прижавшись к стене, осторожно выглядывал из-за угла. Одной рукой он держал за руку Дурочку, другой - обломок арматуры. Сверху мне было хорошо видно, откуда на них катится бой - и как скоро он их настигнет.
 - Налево, - крикнул я, подбегая к самому краю крыши. - Бегите налево!
 Дурачки взглянули на меня с удивлением. Я знал их, я жил их жизнью вот уже несколько недель - но вот они меня совсем не знали.
 - Да быстрее же! - прикрикнул я и спрыгнул на землю рядом с ними.
 Дурачки взялись за руки и решительно выскочили из переулка.
 Они пробежали не больше десятка шагов, когда шальная пуля прошила Дурачку бедро, и он упала на землю. Девушка вскрикнула, упала рядом, накрыла его рассыпавшимися волосами.
 - Что ты делаешь, дурочка? - прохрипел парень. - Беги! Беги, тебе говорю!
 - Да куда ж я без тебя? - заплакала девушка, пытаясь дрожащими ладонями зажать рану. Кровь билась толчками, текла сквозь пальцы.
 Из-за угла полуразрушенной школы появились наши.
 - Снайпер, снайпер! - услышал я голос сержанта у себя в наушнике. - Разуй глаза! Враг рядом! Открывай огонь!
 Я растерянно оглянулся. Я не видел рядом врагов.
 - Она вооружена! - снова ожил мой наушник. Я снова оглянулся и увидел, что Дурочка поднялась и встала над Дурачком, сжимая в тонких руках бесполезный обломок арматуры. Всякому было ясно, что реального вреда она никому причинить не сможет. А мне было ясно, что она прежде умрёт, чем позволит кому-то подойти к потерявшему сознание Дурачку.
 Я стоял на линии огня, и сержант, должно быть, решил, что у меня сломался наушник, потому что закричал уже вслух:
 - Враг вооружён! Открывай огонь! Это приказ!
 Тут воздух разорвал гул налетевших откуда ни возьмись бомбардировщиков, над головой засвистело. Я бросился ничком на землю.
 Взрыв прозвучал совсем рядом, засыпал песком и крошевом кирпичей, оглушил.
 Когда я поднялся, в ушах звенело, кружилась голова. В неохотно рассеивающейся пелене дыма я видел сержанта, медленно, очень медленно, словно в толще воды, поднимающего плазму.
 Дуло двигалось в мою сторону, но тут я увидел оглушённую Дурочку, которая по-прежнему стояла над Дурачком, с обломком арматуры в руках. И сразу понял, в кого целил сержант.
 Казалось, звон в ушах заполнил весь мир. Рядом сверкали вспышки беззвучных взрывов, сыпались кирпичные дома, поднимались клубы дыма. Что-то кричал сержант - я видел, как раскрывается его рот, но не слышал слов.
Земля качалась под ногами, перед глазами плавали яркие пятна, и я уже не знал, кто я и где я. Я не знал, был ли я до войны носорылым или нет и есть ли у меня на самом деле младший брат Макс. Чёрт побери, было бы легче, если бы я реально был андроидом!
 Летний пруд, затянутый ряской, старый надувной круг с потёртыми полосами по бокам и беззубая улыбка Макса мозаикой рассыплись у меня перед глазами - так же, как татуировка женского лица на плече Бабника, текущая по руке Сёрфера кровь, падающий на землю Кит - да и весь остальной мир в придачу. Но одно в этом рушащемся мире я знал точно. Дурочку я убить не позволю. Никому.
Я кувырком перекатился вперёд, сшиб Дурочку на землю, вскинул снайперку и прошептал: "Прости, сержант..."

Категория: Рассказы | Добавил: Сумрак (31.08.2017) | Автор: Alexandera Bender W
Просмотров: 372 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: