Тот, у кого хватит храбрости и терпения всю жизнь вглядываться во мрак, первым увидит в нем проблеск света.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Время — как ртуть: раздробишь его, а оно тут же срастётся, вновь обретёт свою целостность и неопределенность. Люди приручили его, посадили его на цепочку от своих карманных часов и секундомеров, и для тех, кто держит его на цепи, оно течёт одинаково. Но попробуй освободи его — и ты увидишь: для разных людей оно течет по-разному.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Людям-то ничего не грозит. Люди живучи, как тараканы. А вот цивилизация… Ее бы сохранить.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Я читал когда-то, что Калашников гордился своим изобретением, тем, что его автомат — самый популярный в мире. Говорил, счастлив тем, что именно благодаря его конструкции рубежи Родины в безопасности. Не знаю, если бы я эту машину придумал, я бы, наверное, уже с ума сошёл. Подумать только, именно при помощи твоей конструкции совершается большая часть убийств на земле! Это даже страшнее, чем быть изобретателем гильотины.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Количество мест в рае ограничено, и только в ад вход всегда свободный.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Никогда не рассуждай о праве сильного. Ты слишком слаб для этого.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Память об ушедших не исчезает. Весь наш мир соткан из дел и мыслей других людей, точно так же, как каждый из нас составлен из бесчисленных кусочков мозаики, унаследованных от тысяч предков. Они оставили после себя след, оставили для потомков частичку души. Надо только приглядеться.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Любая вера служила человеку только посохом, который поддерживал, не давая оступиться и помогая подняться на ноги, если люди всё же спотыкались и падали. Когда Артём был маленьким, его рассмешила история отчима про то, как обезьяна взяла палку в руки и стала человеком. С тех пор, видно, смышлённая макака уже не выпускала этой палки из рук, из-за чего так и не распрямилась до конца.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Боже, какой прекрасный мир мы загубили.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Человек всегда умел убивать лучше, чем любое другое живое существо.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Один патрон — одна смерть. Чья то отнятая жизнь. Сто грамм чая — пять человеческих жизней. Батон колбасы? Пожалуйста, совсем недорого, всего пятнадцать жизней. Качественная кожаная куртка, сегодня скидка, вместо трехсот — только двести пятьдесят — вы экономите пятьдесят чужих жизней. Ежедневный оборот этого рынка, пожалуй, равнялся всему оставшемуся населению метро.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)



Нельзя жить в постоянном сознании своей смертности. Об этом надо забыть, и если такие мысли приходят всё-таки, надо их гнать, надо душить их, иначе они могут пустить корни в сознании и разрастись, и их ядовитые споры отравят всё существование тому, кто поддался. Нельзя думать о том, что и ты умрёшь. Иначе можно сойти с ума.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Знание, парень — это свет, а незнание — тьма!
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Стоит заснуть и проснуться, как яркость пережитого стремительно меркнет, и, вспоминая, трудно уже отличить фантазии от подлинных происшествий, которые становятся такими же блеклыми, как сны, как мысли о будущем или возможном прошлом.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

А звёзды! Разве может человек, никогда не видевший звёзд, представить себе, что такое бесконечность, когда, наверное, и само понятие бесконечности появилось некогда у людей, вдохновлённых ночным небосводом? Миллионы сияющих огней, серебрянные гвозди, вбитые в купол синего бархата...
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Если человек разумный, рафинированный и цивилизованный сапиенс выбирает капитуляцию, то я откажусь от этого почетного звания и лучше стану зверем. И буду, как зверь, цепляться за жизнь и грызть глотки другим, чтобы выжить. И я выживу. Понял!? Выживу!
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Судя по тому, что творилось на земле с момента её сотворения, Богу свойственна только одна любовь: он любит интеренсые истории. Сначала устроит заваруху, а потом смотрит, что из этого выйдет.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Женщины тянулись к его пренебрежительной, насмешливой силе, к его полной, стопроцентной уверенности в себе, к его спокойствию за себя и за тех, кто был с ним, потому что он всегда мог защитить того, кто находился рядом с ним. Женщины обещали ему любовь, они обещали ему уют, но он начинал чувствовать себя уютно лишь после пятидесятого метра, когда за поворотом скрывались огни станции.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Нельзя жить в постоянном сознании своей смертности. Об этом надо забыть, и если такие мысли приходят все-таки, надо их гнать, надо душить их, иначе они могут пустить корни в сознании и разростись, и их ядовитые споры отравят все существование тому, кто поддался. Нельзя думать о том, что и ты умрешь. Иначе можно сойти с ума. Только одно спасает человека от безумия — неизвестность. Жизнь приговоренного к смерти, которого казнят через год и он знает об этом, жизнь смертельно больного, которому врачи сказали, сколько ему еще остается — они отличаются от жизни обычного человека только одним: те точно или приблизительно знают, когда умрут. Обычный же человек пребывает в неведении, и поэтому ему кажется, что он может жить вечно, хотя не исключено, что на следующий день он погибнет в катастрофе. Страшна не сама смерть. Страшно ее ожидание.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Разбей свои часы, и ты увидишь, во что превратится время, это очень любопытно. Оно изменится, и ты его больше не узнаешь. Оно перестанет быть раздробленным, разбитым на отрезки, часы, минуты, секунды. Время — как ртуть: раздробишь его, а оно тут же срастется, вновь обретет свою целостность и неопределенность. Люди приручили его, посадили его на цепочку от своих карманных часов и секундомеров, и для тех, кто держит его на цепи, оно течет одинаково. Но попробуй освободи его — и ты увидишь: для разных людей оно течет по-разному, для кого-то медленно и тягуче, измерямое выкуренными сигаретами, вдохами и выдохами, для кого-то мчится, и измерить его можно только прожитыми жизнями.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Умирать тоже надо человеком.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Насколько проще умирать тем, кто во что-нибудь верит! Тем, кто убеждён, что смерть - это не конец всего. Тем, в глазах которых мир чётко разделяется на белое и чёрное, кто точно знает, что надо делать, и почему, кто несёт в руке факел идеи, веры, и в его свете всё выглядит просто и понятно. Тем, кто ни в чём не сомневается, ни в чём не раскаивается. Они умирают легко. Они умирают с улыбкой.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Каждый пожинает то, что посеял. Насилие порождает насилие, и за смерть платят смертью. Те, кто не испытывает сомнений и не знает раскаяния, никогда не вырвутся из этого круга.
(Metro 2033)

Неужели ты правда считаешь, что мир ограничивается тем, что ты видишь? Тем, что ты слышишь? Вот крот, скажем, не видит. Слепой он от рождения. Но ведь это не значит, что все те вещи, которых крот не видит, на самом деле не существуют...
(Дмитрий Глуховский - Метро 2033)

Когда просишь чуда, надо быть готовым в него поверить. Иначе проглядишь.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Миллиарды жизней оборвались одновременно. Миллиарды мыслей остались невысказанными, мечтаний — невоплощёнными, миллиарды обид — непрощёнными.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Душа ведь не бывает черной от рождения. Сначала она прозрачная, а темнеет постепенно, пятнышко за пятнышком, каждый раз, когда ты прощаешь себе зло, находишь ему оправдание, говоришь себе, что это всего лишь игра. Но в какой-то момент черного становится больше. Редко кто умеет почувствовать этот момент, изнутри его не видно.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Музыка — самое мимолетное, самое эфемерное искусство. Она существует ровно столько, сколько звучит инструмент, а потом в одно мгновение исчезает без следа. Но ничто не заражает людей так быстро, как музыка, ничто не ранит так глубоко и не заживает так медленно. Мелодия, которая тебя тронула, останется с тобой навсегда. Это экстракт красоты. Я думал, им можно лечить уродство души.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

- Знаешь, когда один день похож на другой, они летят так быстро, что кажется - последний из них уже недалеко. Боишься ничего не успеть. И каждый из этих дней наполнен тысячей мелких дел, выполнил одно, передохнул - пора браться за другое. Ни сил, ни времени на что-то действительно важное не остается. Думаешь - ничего, начну завтра. А завтра не наступает, всегда только одно бесконечное сегодня...
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Страх и ужас — совсем не одно и то же. Страх подхлестывает, заставляет действовать, изобретать. Ужас парализует тело, останавливает мысли, лишает людей человеческого.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

- У тебя же руки по локоть в крови будут. Не страшно?
- Кровь легко смывается холодной водой, - сообщил ему бригадир.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Надежда – это как кровь. Пока она течет по твоим жилам, ты жив. Я хочу надеяться.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

- Есть люди, которые никогда не видели своего отражения и поэтому всю жизнь принимают себя за кого-то другого. Изнутри часто бывает плохо видно, а подсказать некому... И пока они случайно не натолкнутся на зеркало, будут продолжать заблуждаться. И даже когда посмотрят на отражение, часто не могут поверить, что видят самих себя.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Так уж устроен человек: содержание школьных учебников живет в его памяти ровно до выпускных экзаменов. И забывая зазубренное, он испытывает неподдельное облегчение.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)



Они [дети] могут быть похожи на нас. В их чертах мы можем видеть отражение наших собственных черт, чудесным образом сплавленные воедино с чертами тех, кого любили мы. В их жестах, в изгибе бровей, в гримасах с умилением будем узнавать себя. Друзья могут говорить нам, что наши сыновья и дочери будто срисованы с нас, скроены по тем же лекалам. И это якобы обещает нам некое продление нас самих после того, как мы перестанем быть.
Но ведь и каждый из нас – не изначальный образ, по которому лепятся последующие копии, а всего лишь химера, пополам составленная из внешности и внутренностей нашего отца и нашей матери, точно так же, как и те в свою очередь состоят из половин своих родителей. Выходит, что нет в нас никакой уникальности, а есть только бесконечная перетасовка крошечных кусочков мозаики, которые существуют сами по себе, слагаясь в миллиарды случайных, не имеющих особой ценности и рассыпающихся на глазах панно?
Стоит ли тогда так гордиться тем, что у наших детей мы видим горбинку или ямку, которую привыкли считать своей, но которая на самом деле уже полмиллиона лет странствует по тысячам тел?
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Ни ученые, ни фантасты никогда не умели как следует предсказывать будущее, думал старик. К две тысяче тридцать четвертому году человек давно уже должен был стать властителем если и не половины галактики, то хотя бы Солнечной системы. Гомеру это обещали еще в детстве. Но и фантасты, и ученые исходили из того, что человечество рационально и последовательно. Как будто оно не состояло из нескольких миллиардов ленивых, легкомысленных, увлекающихся личностей, а было неким ульем, наделенным коллективным разумом и единой волей. Как будто бы, принимаясь за освоение космоса, оно собиралось заниматься им всерьез, а не бросить на полпути, наигравшись и переключившись на электронику, а с электроники - на биотехнологии, ни в чем так и не достигнув сколь-нибудь впечатляющих результатов. Кроме, пожалуй, ядерной физики.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

- Тебе не страшно? - спросила Саша у музыканта.
- Страшно, - улыбнулся тот. - Но зато у меня есть подозрение, что я наконец-то делаю что-то стоящее.
(Дмитрий Глуховский - Метро 2034)

Человеку свойственно считать себя сильным, и в этом его слабость.
(Андрей Дьяков - К свету)

Вообще судьба — особа капризная и зачастую непредсказуемая. Бывает покладистой и кроткой, пуская все на самотек, позволяя подопечным уверовать в собственные силы. Но чаще шалит, проверяет на прочность, неустанно подбрасывая одно испытание за другим. Безжалостно швыряет в водоворот событий, тасует колоду человеческих душ по своему разумению, сталкивает лбами одних, разбивает союзы других... Иногда этой злодейке угодно, чтобы дороги ищущих не пересекались. Не от того ли, что каждому уготована роль в более важном действе, нежели поиски друг друга?
Судьба как ретивый скакун. Никогда не знаешь, когда покажет норов и взбрыкнет. Одни предпочитают с ней не спорить и отпустить поводья, другие — напротив, пытаются приручить. Оседлать ее удается не многим. Стать хозяином судьбы — единицам.
(Андрей Дьяков - Во мрак)

— Букварь?
— Ну да. А что? Детей ведь надо азбуке учить.
— Согласен, — хмыкнул старик и раскрыл книгу. — Только вот посмотри. Буква «А». И арбуз нарисован. Сколько времени надо убить, чтобы объяснить детям, что такое арбуз. А?
— Ну, это ведь не моя забота. Преподаватели пусть и объясняют. — Отмахнулся Сергей. — Ну, или пусть заменят арбуз на ад. Или там… Александровский сад. Арбатская. Алексеевская.
— Ну, хорошо, — старик улыбнулся. — «Б». Береза. Дети, по-твоему, знают, что такое береза?
— Боль. Беда. Баррикадная. Библиотека имени Ленина. Боровицкая. Бауманский альянс
( Сурен Цормудян - Странник)

Чтобы создать прекрасную новую жизнь, нужно быть светлым и безгрешным, как Бог. Человек же тёмен и грешен. Он думает о власти и о выгоде. Поэтому он умеет порождать только монстров
(Сергей Антонов - Темные туннели)



Почему, блин, в мире вечно происходит какая-то фигня, а расплачивается тот, кто едет в плацкартном вагоне на второй полке?!
(Шимун Врочек - Питер)

Иногда свобода - это право выстрелить себе в висок.
(Шимун Врочек - Питер)

Развлекаемся, а потом падаем в омут сомнений.
(Шимун Врочек - Питер)

Почему я никогда не замечал, что мир вокруг существует? Знаешь, жена жаловалась, что я не умею гулять вместе с ними — с ней и с дочкой. Что я всегда выжидаю время, чтобы отправиться куда-то еще. Что-то там делать. Я всегда был занят. А сейчас мне до смерти хочется назад эти пять минут. Вот эти пять минут в осеннем парке. Было пасмурно, сыро, красные листья. Я помню, Горелов. И дочка бежит, раскинув руки. Сырые листья. И жена рядом. Мне так не хватает этих пяти-двух-одной минуты. Чтобы она добежала до меня. Нет, чтобы смотреть на нее, я хочу потрогать ее волосы. Вот эти мягкие, спутанные. Белесо-серые. В такие моменты, как сейчас, понимаешь, кого на самом деле ты любишь. Это не слова. Это вот такие моменты. Вон она бежит. Если смерть – это вечность, я хочу вечность в красных листьях. И дочка бежит ко мне. Папа! – кричит она. Это жутко сентиментально, да, Горелов?
(Шимун Врочек - Питер)

Чокнулись.
Пищевод обожгло. Хорошо.
Тепло, греющее изнутри, расслабляло, окрашивало мир в тепло-розовый оттенок. Жить снова становилось... терпимо.
(Шимун Врочек - Питер)

Он теперь вообще волен делать только то, чего захочет сам. Нет духов! Только люди есть – одинокие, хитрые, бестолковые, несчастные… Нет предназначения! Нет избранности!
(Андрей Буторин - Север)

Без Нади для него жизни не существует, а поэтому, если он хочет жить дальше, он должен, обязан – называй, как заблагорассудится, – сделать так, чтобы девушка жила. И не прозябала, а жила счастливо. Вот его главное желание. Именно его, он сам этого хочет! А для этого нужно всего навсего доехать до Полярных Зорей. Причем, половина пути уже пройдена, глупо было бы его не закончить! Да, обстоятельства решили в очередной раз подшутить над ним. Но мало, что ли, эти сволочные обстоятельства путались у него под ногами за последние дни? Мало было таких препятствий, которые казалось невозможным преодолеть? Сколько уже раз он терял в себя веру?..
Нанас почувствовал, что последняя мысль несет в себе нечто действительно важное. Очень важное. Едва ли не самое самое. Вера в себя! Не в духов, не в байки всяких там нойдов, а только в себя. Не бояться, не сомневаться – просто верить. Всегда, при любых обстоятельствах. И тогда этим обстоятельствам – крышка.
(Андрей Буторин - Север)

«А он и не был злым. Но ты же был недолго на его месте, должен его хоть чуть чуть понять. И ты знаешь, он ведь увидел о тебе все… И что то понял. Во всяком случае то, что, даже когда мир вокруг, кажется, рухнул, нужно все равно продолжать жить. Надо лишь, хоть это и очень непросто, принять этот новый мир и, преодолевая себя, искать в нем свое место. Идти только вперед и вперед, и верить в себя. По настоящему, всем сердцем верить. А ошибиться может всякий. Главное, не бояться в этом вовремя признаться и уметь исправлять свои ошибки».
(Андрей Буторин - Север)

Но вы с ним… У вас одни корни. Похоже, раньше, очень очень давно, вы были одним племенем. И разум каждого человека, его сознание были открыты для всех. Все понимали друг друга как себя самого. А потом появилось различие. Та ветвь, к которой принадлежишь теперь ты, стала закрывать свое сознание от других… Потому что помыслы у вас часто были нечистые, и потому что вы научились обманывать. И теперь вы настолько разные, что общего между вами почти невозможно увидеть. Однако он продолжает думать, что между собой особи вашей ветви по прежнему могут обмениваться сознаниями, а при необходимости вбирать в себя другие сущности. Он просто не может поверить, что разумные существа могут жить как то иначе. Зато понимает, что вы и они – теперь чужаки. Причем, он по прежнему может открыть для тебя свой разум, а вот проникнуть в твой – уже нет. Пытается, но… Наверное, ты что то чувствуешь при этом – может, боль или еще что то подобное, но открыть свое сознание ему ты все равно уже не сумеешь.
(Андрей Буторин - Север)